То был кинжал из превосходной стали, сделанной в Германии. Его обменял один немецкий майор — на нефрит, совершив выгодную для себя сделку, ещё в те времена, когда немцы, американцы, русские, англичане и японцы объединяли свои усилия для того, чтобы ещё глубже втоптать в грязь Китай,
Майор дал ему этот кинжал. Сейчас старик вернёт его белой расе, предварительно использовав по прямому назначению. Рукоятка из чёрного дерева в руке старого китайца была влажной от напряжения, когда китаец поднёс остро отточенное лезвие к горлу белого человека. Он вонзит его, а затем повернёт сначала в одну, а затем в другую сторону и отойдёт, чтобы посмотреть, как брызнет кровь.
Лицо белого казалось странно спокойным, как будто бы он спал глубоким сном; глаза были прикрыты ресницами, губы плотно сжаты в одну тонкую линию. Неужели такое лицо было у Шивы?
Конечно, нет. Этот человек был смертен, и сейчас он умрёт.
— Отец мой и дед, ваши отцы и деды, — медленно, нараспев, монотонно начал твердить старик. — За все преступления и страдания, которые принесли вам эти варвары, наступил мой черёд отомстить им.
Старик наклонился, чтобы с силой — ударом от плеча — вонзить лезвие. Пол был жёстким и холодным. Но лицо лежавшего на полу мужчины розовело, затем стало красным, полным крови ещё до того, как кровь брызнула на него. Между сжатых губ появилась коричневатая полоска. Старик наклонился пониже и вгляделся. Неужели ему всё это показалось? Но он словно ощущал теплоту, исходящую от тела, которое вот-вот должно было расстаться с жизнью. На нижней губе полоска превратилась в тёмно-коричневое пятно, расплывшееся по краям, затем она приняла очертания ручейка; лицо сделалось багрово-красным, рот раскрылся, из него потоком хлынул на пол устричный соус, вперемешку с кусочками мяса. Запах яда, смешанный с желудочным соком, одновременно отдавал устрицами и уксусом. Мужчина должен был быть мёртв. Он должен был умереть. Но его тело отторгло яд.
— Ай-й! — вскричал старик. — Это Шива, Разрушитель.
Последним отчаянным жестом он поднял кинжал, чтобы с силой, на которую только был способен, вонзить его в горло жертвы. Последний шанс был всё же лучше, чем ничто. Но когда кинжал достиг высшей точки, в помещении раздался громоподобный глас:
— Я Мастер синанджу, болваны. Где моё дитя, которое я сотворил своим сердцем, вдохнул в него мою душу и волю? Я пришёл за своим ребёнком. Как вы хотите умереть? Сейчас вы будете бояться смерти, потому что носителем её буду я, Мастер синанджу.
За дверью раздались крики, слуги указывали ему направление:
— Там, там! Он там, внутри!
Старик китаец не стал ждать.
Кинжал, сверкнув, проделал быстрый путь вниз, но вместо того, чтобы вонзиться в тело лежащего белого человека, лезвие вдруг развернулось в воздухе и вонзилось старику в сердце. Удар был болезненным и неожиданным для него. Боль возникла и осталась, но всё равно это было лучше, чем наказание от Мастера синанджу. Старик попытался повернуть нож. Но этого не потребовалось. Старик увидел летящий на него твёрдый каменный пол и приготовился к встрече с предками.
* * *
Когда Ремо очнулся, чьё-то колено упиралось ему в спину. Он лежал лицом вниз. На полу была чья-то рвота. Кто-то истекал кровью. Чья-то рука резко била его по шее. Он попытался повернуться, нанести тому, кто сидел на нём, удар в пах и обезвредить его. Когда ему это не удалось, он понял, что это был Чиун.
— Жрёшь, жрёшь! Насыщаешься, как свинья! Тебе нужно было бы умереть, только тогда это, возможно, научило бы тебя чему-нибудь.
— Где я? — полюбопытствовал Ремо.
Шлепок. Ещё один шлепок.
— Почему тот, кто нажирается, как белый человек, должен ещё о чём-то заботиться?
Шлёп. Шлёп.
— Я и есть белый человек.
Шлёп. Шлёп.
— Не напоминай мне об этом, дурак. Я слишком хорошо понял это. Не ешь медленно. Не пробуй свою пищу на вкус. С жадностью пожирай всё, что тебе подают. Глотай всё, как стервятник. Суй свой длинный нос в пищу и жри, жри.
Шлёп. Шлёп.
— Ну, всё. Я хорошо чувствую себя.
Шлёп. Шлёп.
— Я отдал тебе лучшие дни своей жизни, а что за номера ты откалываешь?
Ремо встал на колени. В какой-то момент ему пришла в голову мысль, что он мог бы нанести Чиуну боковой удар в челюсть, но затем он отказался от этой затеи. Поэтому позволял Чиуну продолжать шлепки, пока тот не убедился, что к Ремо вернулось нормальное дыхание.
— Ну, а что делаешь ты? После всего того, чему я тебя так кропотливо учил? Ха. Ты жрёшь, как белый человек.
— Это действительно было замечательное мясо в устричном соусе.
— Свинья! Свинья! Свинья! — Слова сопровождались шлепками. — Ешь, как свинья. Умираешь, как собака.
Ремо заметил лежащего на полу в луже крови старика. Кровь по краям потемнела и уже загустела.
— Ты уделал этого старика? — спросил Ремо.
— Нет. Ему удалось избежать казни. Оказался слишком ловким.
— Да, на него это похоже.
— Он понял, что должно произойти. И выбрал из двух зол меньшее.
— Да, вас, азиатов, не обхитришь.
Последним звонким шлепком Чиун окончил свою работу.
— Вставай! — велел он,
Ремо поднялся, чувствуя себя так, будто побывал под паровым катком. Тогда он поморгал глазами и несколько раз глубоко вздохнул. Теперь он чувствовал себя превосходно.
— Эх-х-х, — протянул Ремо, заметив рвотные пятна на рубашке. — Должно быть, они влили какую-нибудь гадость в соус.
— Тебе повезло, — солгал Чиун, — что это был не смертельный яд. Потому что если бы ты понял, что способен справиться с ядом, то уже никогда не смог бы отказаться от своих глупых обжорских привычек.
— Тогда это был смертельный яд, — рассмеялся Ремо.
— Нет, — упорствовал Чиун.
Ремо широко улыбнулся, поправил галстук и оглядел комнату.
— Это подвал ресторана?
— А что такое? Ты голоден?
— Мы должны найти Мэй Соонг. Если она с генералом, то может попытаться убить его. Помни, что она — одна из них. И генерал находится в опасности.
Чиун коротко хмыкнул, открыл дверь и переступил через два трупа, валявшихся снаружи в коридоре. Ремо заметил, что деревянная дверь была вырвана вместе с замком.
Чиун молча крался в темноте, Ремо следовал за ним, идеально выдерживая общий ритм движения.
Он остановился, когда остановился Чиун. Быстрым движением руки Чиун распахнул дверь: моментально возникший после темноты свет ослепил Ремо.
На простенькой кровати виднелась крепкая мускулистая спина мужчины, ритмично подымавшаяся и опускавшаяся. Его талию обхватывали молодые женские ноги. В чёрных волосах мужчины проглядывала седина. Ремо увидел, что ноги принадлежат Мэй Соонг.
— Ну, быстренько, Чиун, — попросил он. — Поройся в своей памяти и найди какое-нибудь приличествующее случаю философское изречение.
Голова мужчины повернулась и дёрнулась, как от удара. Это был генерал Лиу.
— Эй, привет, — поздоровался с ним Ремо.
А Чиун сказал только:
— Вы что, совсем лишены стыда? Одевайтесь!
Генерал Лиу с необычайным проворством скатился с Мэй Соонг и протянул руку за лежавшим на простом деревянном стуле автоматическим пистолетом сорок пятого калибра. Ремо в одно мгновение очутился рядом со стулом и схватил генерала Лиу за руку, не давая ему упасть.
— Мы — друзья, — объяснил ему Ремо. — Эта женщина предала вас. Она в сговоре с теми, кто вас похитил и держит здесь.
Мэй Соонг приподнялась на локтях. Выражение изумления на её лице сменилось ужасом.
— Неправда! — вскричала она.
Ремо повернулся к ней и, поскольку пистолет не угрожал ему, не среагировал автоматически на звук выстрела. Верхняя часть её головы разлетелась на куски, серые мозги прилипли к стене.
Он выхватил пистолет из рук генерала Лиу.
— Она предала меня, — дрожа, произнёс, генерал.
Затем он упал навзничь на кровать и разрыдался.
И только уже шагая по улицам Пекина, Ремо понял, что слёзы генерала Лиу были следствием нервной разрядки и что он, Ремо, очень неважный детектив…
Ремо смотрел, как генерал Лиу встал на колени и закрыл лицо руками, всхлипывая.
— Бедняга. Столько потрясений сразу! Да ещё и жена, предавшая его! — прошептал Ремо Чиуну.
Чиун ответил фразой, отлично выразившей его отношение к происходящему.
— Ганса шмук, — сказал он.
— Что? — переспросил Ремо, не расслышан.
— По-английски это значит: «круглый дурак».
— Бедняга, — сказал Ремо.
— Болван, — ответил Чиун.
У президента отлегло от сердца, когда он следил за выпуском новостей. Его ближайший советник тоже смотрел новости, наматывая на указательный палец свои вьющиеся белокурые волосы.
Они сидели в кабинете в мягких глубоких креслах. Президент сбросил ботинки и разминал затёкшие пальцы о лежавшую на полу подушечку. Справа от большого пальца его левой ноги находилось лицо советника, занимавшее весь экран телевизора. Как раз в это время советник сообщал, что намеревается вылететь в Пекин и вернуться в США вместе с китайским премьером.